Мстить нельзя, помнить обязаны. Новый проект ВГ "Живем и помним"

С таких слов начинается письмо волонтерам проекта ТЦСОН ветерана педагогического труда Леокадии Евгеньевны Бужинской (в девичестве — Новицкой) из аг. Заболоть. Женщине было неполных три года, когда началась Великая Отечественная война.

— Казалось бы, дети такого возраста вряд ли помнят происходящее, но моя память сохранила отдельные эпизоды, что-то отложилось из рассказов родных, — говорит Леокадия Евгеньевна. — Родилась я в небольшой деревне Молочки Новогрудского района (в те времена — Любчанского). О начале войны известили самолеты с черными крестами, летевшие с Запада на Восток, и взрывы — бомбили Новогрудок.

Через несколько дней в деревне появились немцы.

«Предатели Родины» или способ остаться в живых?

Запомнился такой факт: у нас в цветнике некоторое время была большая доска, на которой было написано «староста». Мой отец был старостой неделю, он должен был собирать сельчан на собрания, передавать им приказы немцев. Потом эту доску перенесли к соседу и так дальше. Никто в деревне не согласился исполнять обязанности старосты постоянно. Сегодня мы понимаем: те, кого зачастую зачисляли в «предатели Родины», всего лишь старались уцелеть, прокормить себя и семью, оставшись чистыми перед законом и совестью.

Многие молодые ребята из деревни подались в партизанский отряд. Немцы постоянно требовали выдать их, разыскивали. Оставшихся мужчин и молодежь партиями отправляли на работы в Германию.

Добрый доктор

Весной 1943 года в нашей деревне стоял партизанский отряд. У моих родителей был большой дом и овин, поэтому у нас разместилась партизанская кухня. У соседей расположился штаб отряда, где жители Молочек собирались, чтоб «слушать Москву» и обсуждать последние новости с фронта.

В отряде был врач — молодой, красивый «дядя», так я его называла, который однажды спас мне жизнь. У меня был сильный приступ — боль в животе и рвота. «Острый аппендицит. Срочно нужна операция!» — сделал заключение доктор. Естественно, что в полевых условиях выполнить это было практически невозможно. И врач попытался оттянуть операцию: давал мне какие-то растворы, настои… Лечение помогло — аппендицит мне удалили спустя семь лет.

Лекарь стал большим другом для меня, ребенка, проведывал, приносил подарки: несколько кусочков рафинада, «зайчиков хлеб», красивые шишки.

Стереть с лица земли

После того, как партизанский отряд перебазировался в другое место, очень частыми стали немецкие налеты. Соседнюю деревню Ольховка разбомбили.

18 декабря 1943 года немцы сожгли наши Молочки и несколько близлежащих населенных пунктов: Отминово, Детомлю, Люкевичи, Лозы, Гнильцы, Пукачи, Демиды.

Помню, как трое полицаев обходили дома и велели собираться, мол, скоро здесь будут проходить бои, поэтому мирное население вывезут. С собой разрешали брать теплые вещи, продукты.

Наши пожитки погрузили на две подводы, коров, жеребенка увели, кур выпустили, кабана убили и погрузили на немецкую машину. Нас отправили за деревню, где уже были односельчане. Как стало темнеть, опустевшие дома на наших глазах стали поджигать. Жуткое зрелище: огромные языки пламени, крики и плач людей, рев скота, а вокруг — вооруженные люди.

Спасительная «сушня»

После долгих скитаний порознь мои родные отыскали друг друга. Все вместе мы отправились домой. Встретили нас пепелище и уцелевшая печь. Примерно так выглядела вся деревня — 22 дома. Около леса сохранилась «сушня» — большая землянка, где раньше сушили льнотресту. Там мы и поселились. В землянке было несколько семей, из-за тесноты она использовалась в основном для ночлега. Внутри по периметру соорудили из жердей полати — лежаки для детей. Взрослые спали прямо на земле. В «сушне» была полная антисанитария, люди начали болеть тифом. Переболела и я.

Питались плохо: в основном, это был картофель и каша из дробленого зерна, которые прятали в лесу. Если кому-то родственники из уцелевших деревень передавали немного сала или жира, в Молочках был праздник. Жили дружно, всем делились. На целую деревню была одна корова-кормилица. Молоко доставалось детям по очереди. Со временем появилась возможность высаживать картофель, сеять зерновые. Стали сооружать семейные шалаши — и «сушня» стала разгружаться.

Леокадия Евгеньевна с родителями, 1949г.

Холодно, но спокойно

Летом 1944-го нас освободили. Оставшихся в деревне мужчин забрали в Красную Армию. На время мобилизации моему папе было 49 лет. На фронт его не отправили, он участвовал в заготовке леса. Заболев тяжелым воспалением, долго не мог прийти в себя, позже его комиссовали.

Осенью он вернулся к нам. Завершил строительство дома. В нем было холодно, но спокойно. Нам вернули корову, собрали урожай с посевов — жить стало легче.

Школьные подруги, 1952г.

Доска, стол учителя и две парты

В 1945 году в д. Детомля открылась начальная школа. Первоклашкой я стала в 8 лет. Учеников было много, учителя — местные жители. В большом доме размещались доска, стол учителя и две парты. Привилегия сидеть за партами была у третьеклассников, а мы, завидуя им, учились у окошек. На зимних каникулах родители из досок сделали два длинных стола и две скамьи. Во втором полугодии мы занимались уже сидя. Из школьных принадлежностей были две тетради и полкарандаша.

Перейдя во второй класс, мы учились за партами, имели достаточно тетрадей, один комплект учебников на двоих. А вот цветные карандаши, чернила, краски все еще были в дефиците. Теперь нас учили выпускники Новогрудского педучилища.

Это история моего военного детства.

Записала Галина ШЛЕМПО.

Фото из архива Леокадии БУЖИНСКОЙ.